Среди ужасных преступлений гитлеровской Германии в годы Второй мировой войны особое место занимает создание концентрационных лагерей.
В марте 1944 года 9-я армия вермахта под командованием Йозефа Харпе недалеко от сельских населенных пунктов Дерть, Озаричи и Подосинник Домановичского района Полесской области (ныне это территория Калинковичского района) организовала 3 временных лагеря. Это был план, лично утвержденный Гитлером. Огражденные проволокой конвейеры смерти создали для того, чтобы избавиться от инфекционных больных, калек, стариков, женщин, имевших более 2-х детей, детей младше 10 лет и всех тех, кого вермахт считал нетрудоспособным. Замысел чудовищный: мирное население должно было стать «живым щитом» и бактериологическим оружием против наступающих войск Красной Армии.
Озаричский лагерь смерти просуществовал всего 10 дней, но успел унести жизни не менее 20 000 мирных жителей. Всего было спасено 33 480 человек, из них — 15 960 детей, 13 072 женщины и 4448 стариков. По приказу командующего 1-м Белорусским фронтом генерала К.Рокоссовского для лечения освобожденных развернули 25 военно-полевых госпиталей. Но и там бывшие узники продолжали умирать от тифа, дизентерии, обморожений и осколочных ранений.
Лагерь располагался на открытом болоте, залитым водой и поросшим мхом. Недалеко находилось полесское местечко Озаричи. На это топкое и сырое место и согнали жителей Жлобина и соседних с ним районов — Паричского (ныне Светлогорского), Домановичского, Рогачевского, Стрешинского, Кировского и Октябрьского. Гитлеровцы загоняли за колючую проволоку сельчан из близлежащих деревень и соседних областей, присоединив к ним гражданское население из Смоленской, Орловской и Брянской областей. Тифозных больных помещали к здоровым, умерших запрещали выносить за пределы лагерей. Под запретом были и костры. Людей морили голодом, не давали воды.
Братья Паркаловы
Жителю Светлогорска Михаилу Паркалову ребенком довелось пережить ужасы Озаричского лагеря. Их семью выгнали из дома в д.Мольча, которая считалась партизанской: «Выгоняли всех, кто не выходил, тех расстреливали. Людей погнали пешком к Пекаличам, там посадили в крытые грузовики и привезли на ст.Красный Берег. Приказали залезать в вагоны состава, стоявшего на путях. Где-то через двое суток привезли на станцию Рабкор Октябрьского района. Все пожитки и продукты, которые люди захватили с собой, отправляясь в неизвестность, конвоиры отбирали и бросали в огромный костер, горевший справа по пути дальнейшего следования. От железнодорожной станции по грязной, раскисшей дороге колонна людей прошла около 3 км. Вскоре оказались в лесу, где большой участок был огорожен деревянными столбами, обтянутыми колючей проволокой. Загнав людей, как скот, за изгородь, гитлеровцы приказали ложиться спать прямо на землю. Утром людей подняли и снова погнали по дороге. Тех, кто падал и не мог идти, конвоиры били палками, расстреливали. Я на всю жизнь запомнил маленького ребенка, который сидел у дороги на розовом одеяле и звал маму. Но останавливаться было нельзя…
Гнали нас, как оказалось, в Озаричский лагерь смерти, а это – 18 км. И можно представить, сколько несчастных осталось лежать на дороге. Нашей семье посчастливилось – и часть пути до лагеря нас везли на гусеничном тягаче». Выбравшись из кузова, люди увидели территорию, обнесенную колючей проволокой, ворота также были обвиты проволокой. Над ограждением вознеслись деревянные вышки с вооруженными охранниками. «Очень хотелось пить. Ограждение проходило по болоту, к нему я направился, чтобы набрать воды, – вспоминает Михаил Паркалов. – Запомнилось, что к колючей проволоке ограждения была привязана тонкая проволока, которая тянулась к взрывателям мин. Значит, любое прикосновение к ограждению неминуемо грозило смертью».
Сбившись в кучу, чтобы хоть немного было теплее, люди легли спать на землю. Взрослым не разрешали ходить по территории, сделав исключение лишь для детей. Вскоре людей начал косить сыпной тиф…«После лагеря из моих пятерых родных и пятерых двоюродных братьев и сестер остались мы вдвоем с братом Иваном».
Иван Паркалов (1929 г.р.) помнит немного больше младшего брата Михаила: «Колючая проволока, угрозы расстрела полицаев при разведении очага. В эту (первую – прим. автора) и последующие ночи мы спали, тесно прижавшись друг к другу, меньшие дети спали на взрослых – так экономилось тепло, ибо укрываться было нечем, все было отобрано и сожжено в этапном лагере.
Взрослые спали по очереди. Утром и днем тата заставлял нас много ходить, двигаться, тем самым согреваться. Дважды в день мы ели по кусочку хлеба и жевали пшенную крупу. Воду я приносил в котелке из болотной ямы, что у северного края лагеря. Со второй половины следующего дня и до позднего вечера в наш лагерь гнали и гнали людей, в основном жлобинцев. Скученность ужасная, почти негде было пройти…
…Я не читал и не слушал, что вспоминали другие узники. Встречаясь, мы избегаем воспоминаний, они невыносимы, нам больно вспомнить. Но вот что сохранила память. На небольшом взгорке, в болоте, за колючей проволокой согнаны тысячи и тысячи людей – женщин, детей, стариков. На каждого взрослого было по 2-3 ребенка. И каждый из нас постоянно мерз, хотел есть и пить. Но я не слышал ни одного детского плача. И только резкие, пересыпанные бранью голоса пьяных полицейских нарушали страшную тишину лагеря. Каждое утро я видел десятки, а в последние дни сотни мертвых людей. Снег уже не таял на их лицах и руках…
…Дети были главными жертвами этого ада. Из десяти наших – выжили мы двое, старшие: я и мой брат Миша. Восьмеро меньших умерли друг за другом в течение одной недели. С той поры они – белые журавли в небе…
Когда по лагерю пронеслась весть о нашем освобождении, я не видел возбуждения, ликования, других броских внешних признаков в поведении людей. Многие из нас просто плакали, лились тихие слезы радости и горя». И разве можно это все забыть?
Для того чтобы уничтожать мирное население, гитлеровцам, как оказалось, не обязательно было пользоваться душегубками, газовыми камерами или крематориями. У узников Озаричей нет на руке наколотых и выжженных порядковых номеров. Все даты и цифры у них зарубцевались на сердце, только у той боли нет срока давности, как и у преступлений, совершенных против человечества.
По материалам, предоставленным прокураторой Светлогорского района и историко-краеведческим музеем
Фото: Андрей Силивончик, «СН»
