Чудовищные преступления фашистов и их пособников во время Великой Отечественной войны не имеют срока давности, а значит, расследование уголовного дела о геноциде белорусского народа продолжается. Идет работа и в Светлогорском районе.
Бои в районе д.Раковичи шли с осени 1943-го по лето 1944-го, вплоть до начала операции «Багратион». Тут каждый метр вспахан бомбежками, пропитан кровью. Именно в этот период были большие потери в советских войсках, много погибло и мирного населения…
Вместе с директором Светлогорского историко-краеведческого музея Ириной Заяц направляемся в д.Раковичи, где началась победоносная операция «Багратион» и где есть люди, которые могут поделиться своими воспоминаниями о том далеком времени.
— Цель нашей встречи – история гибели мирных жителей деревни, — поясняет Ирина Валентиновна – Анастасия Анисимова и Моисей Дудко могут пролить свет на подробности трагедии: на сельском кладбище есть могилы, в которых похоронены мирные жители, погибшие в декабре 1943 года.
Солнце обнимает землю теплыми лучами, вокруг – зеленые поля, небо в причудливых облаках – и не верится, что когда-то здесь грохотала война, умирали люди, плакали дети… И вот мы почти на месте – едем по деревне, которая радует яркими цветами у дворов, тишиной и спокойствием. А на скамейке у одного из домов нас уже ждут Анастасия Михайловна и Моисей Михайлович. В руках у Ирины Заяц – документ, в котором перечислены знакомые нашим собеседникам имена и фамилии.
«О тех, кого знаю…»
Анастасия Анисимова родилась уже после войны – в 1947 году, но от родственников знает, что произошло в Раковичах зимой 1943 года.
— Был налет на деревню. Говорят, что это были не немцы, а какой-то карательный отряд. Людей начали сгонять в сарай, чтобы сжечь, а тех, кто убегал – стреляли. Мой дед Андрей Семенович Русинович с дочками Полиной и Анастасией (18 и 19 лет было девушкам) тоже убегали, но их засекли шомполами в чужом дворе, — рассказывает Анастасия Михайловна. – Меня, кстати, в честь этой Насти и назвали. Жена моего дяди Сергея Марфа Русинович и ее двое маленьких детей (2 и 4 года), Марк Казачонок – в числе убитых в тот день 32-х человек. Их на гражданском кладбище похоронила моя тетя Татьяна (схоронили только тех, кого смогли найти). У деда Андрея был еще родной брат Кузьма. Из его семьи в тот день выжила только дочь Пелагея. Она их всех и похоронила: отца Кузьму Семеновича, мать Еву Сазоновну, Васюту, Васю, Ваню и Павлика Правосуда…
— Я могу рассказать, как она спаслась, — вступает в разговор Моисей Михайлович. – Их вывели к сараю, она попросилась попрощаться с родными. Сарай горел и дымно было, вот через этот дым она и убежала. Добралась до Ипы, а там уже наши солдаты были…
Чуть позже на сельском кладбище Анастасия Михайловна покажет нам эти могилы. За ними, конечно, по мере возможности, присматривают. Случайно обнаруживаем табличку: «Погибшие от рук фашистов Акулич Евхимия Миновна, Акулич Маланья Миновна, Галанчик Анастасия Миновна».
— Это сестры, но я о них ничего не знаю, — говорит Анастасия Михайловна. – Я вам показала и рассказала о тех, кого знаю. Здесь, наверное, есть и те, про кого уже некому рассказать…
Выжить, несмотря ни на что
А вот Моисею Михайловичу было что вспомнить: когда началась война, он был 10-летним мальчишкой.
— Помню, как пас коров, и наши солдаты шли, жарко было. Они из колодца воду брали… А немцев мы боялись, прятались от них – и взрослые, и дети. В 1944 году попал в Озаричи. Как попал? Отбился от матери… Жили мы в куренях в лесу под Секеричами, две зимы не видели хат. И проголодались так, что решили пойти домой за едой – отец закопал сало под поветью, капусту в бочках заквасили. Ночью пришли в Николаевку, потом домой в землянку, потому что дом был немцами занят. Там и попались. Утром нас вывели и приказали дрова резать и колоть. Передовая была рядом: Притыка – немецкая, а за рекой – наши. Мы убежали, а на чернинском мосту немецкая подвода – и нас опять поймали. В Чернине посадили в сарай, а там уже человек 300 (из Язвинцев, Михайловки и Пилипова острова). Приехала дней через 10 машина, рассортировали всех: стариков и детей – в лагерь в Озаричи, мужчин – окопы копать под Поганцами, остальных – в Германию…
Тогда люди были добрые, благодаря им я в лагере выжил. Ничего не было – ни воды, ни еды, огонь нельзя было разжигать. Иногда привозили хлеб. Однажды проснулись – немцев нет. Нас освободили.
В семье было четверо детей: сестра Настасья, братья Андрей, Михаил и я. Андрей был 1927 г.р., после «Багратиона» его призвали на службу, служил в десантной дивизии, осел в Витебске. Миша (1936 г.р.) погиб: мы с ним разряжали снаряды, мне – ничего, а его убило…
Пришли домой после «Багратиона» — ничего нету, все разрушено. В 1946-47 годах самый голод был у нас. Добирались пешком до Шатилок и ездили на крыше вагонов в Украину. Там работали (пахали, коров пасли, урожай собирали) и привозили продукты. Колхоз поднимали. Потом в армию пошел, попал служить на Курильские острова и на Сахалин. Вернулся, потому что мать осталась тут одна, надо было помогать. В 1956 году женился. Хорошая у меня жена была Анастасия Савельевна, прожили 56 лет вместе. Троих детей вырастили, пятеро внуков, три правнука. Правда, сына и дочери уже нет. А вот младшая Лилия живет в Минске, зовет к себе. Но как тут все оставить?
Анастасия Михайловна тоже родилась и выросла в Раковичах. Прожила с мужем 46 лет, вырастила детей, теперь радуется троим внукам. Много где бывала, но лучше родной деревни так и не нашла…
Фото: Людмила Ярец, «СН»